Новости
03.04.2024 Памяти Милютина Виталия Евгеньевича 23.03.2024 СКОРБИМ 22.03.2024 23 марта — День создания портала 101msp.ru (101мсп.рф)
Календарь праздников
Герат
Посвящается погибшему другу Сергею Чекайлову
ГЕРАТ
Конец осени начало зимы 1981 года для провинции Герат были очень напряженные. Места боёв переместились из «зеленки» и гор в многочисленные населенные пункты, окружающие город со всех сторон. Объектами нападений душманов всё чаще становились государственные организации, органы власти провинции, части расположения афганских войск.
Каждый день разведка приносила новые разведданные о наличии вооруженных людей в кишлаках. Небольшие группы солдат, посылаемые в засады для задержки караванов с оружием из близкого Ирана, не могли противостоять мощной волне хорошо вооруженных и обученных на скрытых в горах базах душманов. Силами 5-ой мотострелковой дивизии ограниченного континента советских войск были усилены постоянные посты охраны дороги Кушка-Шинданд. Центр провинции – город Герат был переполнен оружием. Стрельба в городе и в кишлаках не прекращалась даже на ночь. Переплетение трассеров как паутина накрывали по ночам один кишлак за другим – банды душманов делили между собой сферы влияния. Каждая из таких стычек приносила много разрушений и смертей местным жителям.
Афганские вооруженные формирования не контролировали ситуацию в провинции. 101 мотострелковый полк, задачей которого была охрана участка дороги Кушка – Герат, почти ежедневно выходил на боевые операции в город и близлежащие кишлаки. Строгая военная тайна о датах и месте проведения рейдов порой просачивались, переставала быть тайной для душманов и тогда дороги, по которым должна была следовать техника, превращались в минные поля, каждый дом – в засаду.
Командир первой артиллерийской батареи старший лейтенант Усватов - высокий, стройный мужчина примерно 30-ти лет, с черными кудрявыми волосами. Греческий профиль носа и толстые губы выдавали в нем примесь еврейской крови. Умный и опытный офицер, он начал карьеру военного с Суворовского училища. Отлично изучив теоретические основы управления артиллерией, удачно применял свои знания на учебных стрельбах, которые проходили 2 раза в году.
Подходил к концу второй год, как советские войска вошли в Афганистан. Прослужившие два года офицеры возвращались в Союз. Загорелые под южным солнцем, набравшие боевого опыта, с боевыми наградами они были на голову выше своих сослуживцев.
Считая себя строевым офицером Усватов, не хотел упускать хорошую возможность быстрого продвижения по службе, и не долго думая, написал рапорт в Афганистан…
И вот уже пятый месяц Усватов в должности командира батареи артиллерийского батальона. Давно прошли первые восторженные дни в загадочной экзотической стране, они сменились трудными армейскими буднями. На него навалилась тяжелая ноша каждодневных проблем.
О них сейчас он и думал, возвращаясь в свою комнату в офицерский деревянный модуль. Полчаса назад дежурный по батарее передал приказ срочно явиться в штаб. Короткий зимний день подходил к концу и раскаленный шар солнца, уже потерявший дневное тепло, завис над вершинами гор, окрашивая их в кроваво - красный цвет.
Всего пятнадцать минут провёл Уставов в штабе и теперь, выходя на улицу, вспомнил, что забыл захватить фонарик. Он никак не мог привыкнуть к резкой смене дня и ночи в горах. Выйдя из-под света, тускло горевшей лампы у двери штаба он медленно, привыкая к темноте, направился, было в модуль, но резко изменил направление и пошел в расположение своей батареи.
Старший лейтенант думал о том, что командир дивизиона разрушил все его планы на завтрашний день – ночью батарее необходимо совершить марш и до рассвета занять огневую позицию на противоположной стороне Герата. Из трех батарей артдивизиона одна стояла в полковом охранении, вторая заступила в караул, а его Усватова батарея приняла всю нагрузку на себя. Сегодня после обеда вернулись с очередного рейда, солдаты не спали всю ночь, с утра было много работы – израсходовали весь боекомплект. На завтра намечалась передышка, но какое – то чутьё подсказывало комбату, что нельзя откладывать чистку орудий и не жалея людей он сделал всё, что нужно. И вот сейчас подумал о правильности своего решения. Вспомнил и о том, как ругался с прапорщиком – начальником артсклада, который уже опечатал склад и не хотел выписывать снаряды. Ещё раз про себя ругнул прапорщика, но уже без злости, потому что две машины со снарядами были готовы к маршу хоть сейчас.
Пожалел о том, что не успел проверить, как вычистили орудия. Всего месяц назад он получил 22-х мм гаубицы. Блестящие свежей краской, смазанные заводской смазкой орудия радовали его. Не жалея личный состав – он командир батареи, не смотрел на время и лично проверял качество чистки стволов и механизмов. На прошлой неделе, уже ложась спать, решил пойти проверить орудия и пришел в бешенство, когда провёл пальцем по клин – затвору одного орудия – палец был в саже. Он поднял по тревоге батарею и до утра солдаты под свет фар автомашин, вычищали песок из каждой щёлки, до зеркального блеска начищали стволы орудий.
Глаза привыкли к темноте и уже различали очертания палаточного городка воинской части. Хорошо зная расположение подразделений Усватов даже в темноте безошибочно, выбирал кратчайшую дорогу. Усталость, одолевшая его к концу дня, отодвинулась на второй план, забылась. Мозг, получив боевую задачу, чётко работал над её решением.
Усватов вздрогнул от громкой команды:
-Батарея! Смирно!
Приходя в себя и как бы отмахиваясь, он негромко скомандовал:
-Вольно!
-Вольно!- как эхо прозвучала команда дневального.
Из палатки, поправляя штык – нож и застегивая гимнастерку, выбежал ему на встречу дежурный по батарее сержант Тазиев.
-Товарищ старший лейтенант! За время моего дежурства…- встав по стойке смирно перед командиром начал докладывать сержант.
-Вольно! Вольно! – ещё раз повторил Усватов, оборвав сержанта.
-Дежурный, срочно ко мне командиров взводов.
-И старшину найди – крикнул он дежурному, который мгновенно исчез в темноте.
Усватов прошёл к палатке, где располагалась его батарея. Отодвигая плотный полог, закрывавший входной проём и низко наклоняя голову, он зашёл внутрь.
Тускло светившая лампочка (мощности полкового дизельного двигателя, с помощью которого вырабатывали электричество, не хватало на всех потребителей) висела над стоящим посередине палатке столом. Усватов любил порядок и строго спрашивал с дежурного, если замечал грязные полы или неубранные кровати. И сейчас отметил, что дежурный наряд хорошо справился со своими обязанностями – деревянные полы ещё не просохли от влажной уборки, кровати аккуратно заправлены, табуретки расставлены у спинок кроватей. И всё–таки это был не тот порядок, к которому он привык в местах прежней службы. Он знал, что в полумраке скрывается навесной потолок, бывший, когда-то белый, а теперь запыленный и закопченный, разломанные тумбочки с лежавшими в них туалетными принадлежностями, провисшие пружины кроватей и ещё десятки мелочей, до которых не доходили руки. Усватов прошёл по центральному проходу палатки до запасного выхода, подошёл к топившейся печке «буржуйке» от которой исходило небольшое тепло. Через несколько минут тишину палатки заполнят гомон и крики вернувшихся из парка боевой техники солдат, обе печки растопят до красна, и ни кого из них, не будет волновать, что из печной трубы с гулом вырывается пламя и искры падают прямо на материал палатки.
«Сгорят к чертовой матери» - подумал Усватов.
На улице послышались голоса и в палатку, низко наклоняя голову, вошли два молодых офицера. Прошедшая сегодня боевая операция была для них одной из первых. Они были возбуждены и, казалось, что напряжение и усталость последних суток бесследно растворилась в море энергии и молодости. Старший офицер батареи лейтенант Серёгин – крепкого телосложения, всегда подтянутый, с его лица никогда не сходила усмешка. В разговоре с подчиненными он показывал своё превосходство – чем затруднял своё общение с ними и его контакты с подчиненными, не выходили за рамки приказов и распоряжений.
Командир взвода управления - лейтенант Дондов был прямая противоположность Серёгину – небольшого роста, худой, легко мог войти в контакт с любым человеком. Являясь по природе человеком беззлобным, располагал к откровенности. В нём была какая-то детская веселость, которая передавалась окружающим.
Усватов молча стоял у печки, заломив руки за спину и, смотрел на офицеров. Первым нарушил молчание Серёгин, сообразив, что необходимо доложить командиру:
-Товарищ старший лейтенант! Первая артиллерийская батарея произвела чистку орудий. Личный состав готовится к ужину.
Усватов посмотрел на часы – они показывал 18:30 – на отдых времени остается совсем мало.
Он обратился к Серёгину:
-У вас карта с собой?
-Так точно!
Серёгин быстрыми движениями расстегнул планшет и достал карту. Все трое склонились над столом, разглядывая на карте знакомые ориентиры. Командир батареи, двигая по карте пальцем, указывая районы, излагал задачу:
-В пять часов утра батарее необходимо занять огневую позицию в районе Кишлака Хивадех западнее центра Герата. Направление огня – кишлак Зиайраджа. Выходим колонной в 3-00. Мой тягач идёт первым далее боевым порядком. На огневой позиции боекомплект с тягачей не снимать, использовать снаряды с автомашин. Огонь открывать по моей команде. Особое внимание обратите на связь с экипажами на марше. В операции будут задействованы первый пехотный батальон, танковый батальон и части афганской армии. На огневой позиции действуйте по обстановке.
У входной двери послышался шум шагов и, отодвинув полог в палатку, вошёл старшина батареи – старший сержант Аллахвердиев – азербайджанец по национальности, он даже среди своих земляков слыл человеком жестоким и в тоже время угодливым начальству.
-Разрешите войти? - обратился старшина к командиру батареи.
-Входи, старшина, ты вовремя, - оторвавшись от карты, ответил Усватов, и продолжил обращаясь к старшине:
-Ночью батарея уходит в рейд. Сухой паек у тебя есть?
-Консервы немного есть, хлеба нет. Склады уже закрыты.
-Из-под земли достань, а чтобы батарея была обеспечена на сутки питанием,- перебил его комбат, и голосом, нетерпящим возражения продолжал:
-Наряд по батарее остается тот же. И последний раз предупреждаю тебя, старшина, увижу дежурного ночью спящим, сам будешь дежурить. А сейчас постройте личный состав. Вы свободны. Старшина, отдав под козырек, четко развернулся и быстрым шагом вышел из палатки.
С трудом, выговаривая русские слова дневальный прокричал:
-Первая батарея строится на палатке!
-Сколько раз говорил тебе не «на палатке», а « возле палатки », чурбан,- грубо наставлял его старшина.
Усватов вышел из палатки и несколько секунд стоял у входа, даже после слабого света лампы темнота была полной. Единственный источник света - луна, была затянута тучами. Последние трое суток стояла сухая погода и вот снова, наверное, надолго зарядят дожди по ночам.
Немного привыкнув к темноте, Усватов стал различать очертания палатки, грибка дневального и стоящий вдоль палатки строй солдат. Старшина доложил, что личный состав построен.
Усватов медленно шел вдоль строя, заложив руки за спину, и не мог подобрать слова, с которыми обратился к солдатам. Он не видел в темноте их лица, но знал – солдаты устали. Большинство из них были первогодки, только что попавшие в Афганистан. Комбат знал, что есть солдаты и сержанты, которые находятся на пределе. Но Усватов не хотел отступать от своей цели - сделать образцовую батарею. И Аллахвердиева он поставил старшиной, хотя и сам его не любил, потому что знал – тот выполнит любой его приказ. В этом комбат убедился, когда ночью его поднял дежурный по части:
-Комбат, ты с ума сошел? Время 2 часа ночи, а твоя батарея ходит с песнями по плацу.
Тогда он разозлился на старшину за то, что пришлось вставать ночью, но одергивать его не стал, разрешил уложить спать уже охрипших солдат.
Пауза затянулась, и Усватов без обращения сказал:
-Сегодня ночью в 3.00 выходим в рейд. Предположительно на одни сутки. Сейчас старшина проведет вечернюю поверку. После проверки командирам орудий получить у старшины сухой паек. Всем привести себя в порядок и отбой.
-Старшина, начинайте поверку, - обратился он к Аллахвердиеву.
Усватов собрался было уйти, но вспомнил, что забыл дать одно очень важное указание, а старшину не хотелось прерывать, и он решил дождаться до конца поверки.
Медленно прохаживаясь вдоль строя, комбат слушал фамилии солдат, и после каждой фамилии перед его взором возникали лица, все они были разные, такие же разные, как и их характеры.
Три месяца назад, когда он сам пришел в первый раз в батарею, его поразила огромная разница между теми, кто отслужил в Афганистане 2 года и теми, кто вместе с ним приехал в часть. Он, прослуживший в армии 8 лет, чувствовал себя, как школьник, хорошо выучивший урок, но робеющий перед учителем. «Дембеля» отказывались выполнять его распоряжения в подразделении, но как радовалось его сердце, когда те же «дембеля» первыми выстрелами орудий поражали цель, именно так он хотел воевать. Вернувшись в часть, «дембеля» снова становились неуправляемыми, и комбат желал быстрой их демобилизации. Неделю назад уволился последний «дембель» и Усватов хотел вздохнуть свободней, но первый же рейд показал – батарея стала слабее в огневой подготовке. Из шести командиров орудий заменилось сразу три. Пришедшие из учебной части молодые сержанты были слабо подготовлены. Перед батареей встала угроза превратился из боевой в дежурную. Этого комбат не мог допустить, не для этого он ехал сюда, чтобы ходить в наряды. Усватов твердо сказал себе: « Не могут - научим». Без хорошего командира осталось в батарее основное орудие. И теперь перед комбатом встал вопрос, кого из трех молодых сержантов поставить на основное орудие. Ему предстояло выбрать, не зная характеры и возможности всех троих. Сержанты Вавилов, Федоров, Чекайлов прибыли в часть месяц назад и уже успели побывать в нескольких боевых рейдах. От кандидатуры первого комбат отказался сразу - подсказывало чутье, что толку от него не будет. Двое других были друзьями с гражданки, призывались в один день и служили все время вместе
« На основном орудии опытный наводчик, риск ослабления основного орудия уменьшается, посмотрим, как с основным орудием справится Федоров, Чекайлов будет командиром на шестом, а Вавилов на первом», - решил комбат.
Не предполагал Усватов, что именно это его решение станет для молодых сержантов роковым.
Старшина закончил поверку и доложил командиру.
- Командиры орудий и механики-водители – остаться, остальные – разойтись!- скомандовал комбат.
Строй мгновенно растворился в темноте, оставив вместо себя скелет батареи, головой которого были офицеры, спинным хребтом командиры орудий, а хвостом – отделение механиков-водителей. «Скелет» тут же сжался, и комбат подошел ближе к строю.
-Я хочу обратить ваше внимание на один очень важный момент – во время следования колонной, машины сильно растягиваются и виляют от обочины к обочине. Повторяю еще раз – машинам двигаться след в след и дистанция не более 20 метров.
-Особенно, тебя касается, Гильванов, - обратился комбат к водителю.
-Так ведь пылища, товарищ старший лейтенант, ничего не видно,- оправдывался механик-водитель.
-Лучше быть в пыли, чем в гробу, - сказал Усватов, и чтобы не разводить дискуссию, продолжал:
-Командирам орудий постоянно быть на связи. Не спать в тягаче и не высовываться из люков без надобности. У меня все. Если нет вопросов, можете быть свободны.
Уставшие солдаты молча стали расходиться, но старшина громким голосом бросил в темноту:
-Командирам орудий получить сухой паек в каптерке у старшины.
Усватов еще раз посмотрел на часы, они показывали 20.00 - на отдых остается 6 часов,- и неторопливым шагом направился в офицерский модуль.
Солдатская палатка наполнилась голосами, перекрикивающими друг друга на разных языках – батарея была многонациональна. Раздетые по пояс и повязанные полотенцем солдаты на родных языках ругали наряд по батарее, разыскивая свои вещи – уходя прошлой ночью в рейд второпях не всё положили на место, а наряд навел порядок.
Сержанты Чекайлов и Федоров служили в Афганистане второй месяц. Друзья с детства они, получив повестки в армию, попросились в военкомате в одну команду. Все время держались вместе и где судьба пыталась их разъединить, они сделали все, чтобы служить рядом. Начали свою службу в одной из учебных частей в Ашхабаде, а пришло время уезжать к постоянному месту службы, попросились вместе в Афганистан. И судьба была к ним благосклонна – не разъединяла их. В свободное время они вместе вспоминали беззаботную гражданку, друзей и даже письма писали вместе.
Немного освоившись на новом месте службы, они стали приходить в себя от первых дней пребывания в Афганистане. В учебной части была слабая огневая подготовка, а ответственность за стрельбу была большая – человеческая жизнь, и это вызывало чувство страха и ответственности.
Сейчас сержантам предстояло выполнить распоряжение старшины – получить сухой паек на завтрашний рейд и поэтому они сразу отправились за старшиной.
Палатка старшины находилась недалеко от палатки батареи и на вид была очень маленькой. Предшественник старшины – прапорщик, основываясь на новом месте углубил пол палатки и получилось что-то среднее между палаткой и землянкой. Внутри под окрики старшины и под свет фонарика дневальный отсчитывал и раскладывал банки с консервами. Осветив лица вошедших фонариком, старшина приказал дневальному выдать сухой паёк, а сержантам строго сказал: «Сразу отбой, чтоб никого не видел ».
Сержанты быстро сложили банки в вещь-мешки и, не говоря ни слова, вышли из палатки.
-Серега, кажется, мне старшина банки не додал, - сказал Федоров.
-А ты вернись и потребуй, - с усмешкой ответил Чекайлов, - он тебе даст, - не унесешь.
Возражать против этого было бесполезно – не было случая, чтобы старшина что-то дал из продуктов второй раз.
Проходя мимо курилки, Чекайлов обратился к Федорову:
-Санек, давай сядем, покурим, надоела беготня, покурить некогда.
-А старшина пойдет?
-Ну и хрен с ним! Пусть идет.
Глубоко затянувшись сигаретой, Чекайлов минуту молчал, а затем сказал:
-Я сегодня в рейде ночью чуть от колонны не отстал. Колонна остановилась, я закрыл на минутку глаза – открываю, механик спит, а впереди никого нет – я же последний.
-А почему на связь не вышел?
-Потом бы и от комбата и от «дембелей» получил по башке, у меня же механик «дембель». По городу едем, не знаем, куда сворачивать… Хорошо механик опытный – догнал.
Они молча сидели в темноте и прятали огоньки сигарет в кулак – такой способ курения быстро входит в привычку, когда неосторожный огонек сигареты может стоить жизни.
-Что пишет мать?- нарушил молчание Федоров, - у них не было секретов даже в письмах из дома.
Чекайлов как бы очнулся и уже веселым голосом сказал:
-Не верит, что мы попали в секретную часть. Говорит: «Напиши точный адрес, я приеду».
-А почему она не поверила? Ведь адресов с «полевой почтой» и в Союзе много, - спросил Федоров.
-Говорит, что посылала телеграмму, а на почте не берут, не знают, где располагается часть. Вот ей кто-то сказал: «Значит за границей». Надо потянуть время, потом привыкнет, а то ведь правда соберется приехать, тогда ей в военкомате скажут.
Сержанты разговаривали тихо и одновременно услышали шелест гальки вдоль дорожки. По очертаниям фигуры сразу догадались – старшина. Встреча с ним не предвещала ничего хорошего, и сержанты молча сидели в темноте, пока старшина не прошел мимо.
Голоса в палатке стали затихать – солдаты торопились лечь спать.
-Ну что, Серега, идем умываться и отбой, а то завтра опять уснете в тягаче, - сказал, поднимаясь Федоров, и закинул вещь-мешок с продуктами за спину.
Умывальники – холодные пустые бараки с одной трубой вдоль посередине и с множеством краников, находились метрах в трехстах от палатки, и была ли там вода, тоже вопрос. И сержанты решили воспользоваться привычным и надежным способом - когда каждый по очереди, выполняет роль умывальника, поливает из котелка.
Когда вернулись в палатку, почти все уже спали, только несколько человек сидели вокруг печки и пришивали чистые воротнички на гимнастерки. Как ни хотелось спать, но вид запыленного воротничка заставил взять иголку с ниткой и сесть поближе к печке.
Но уже через минуту на форму с белым воротничком было приятно посмотреть и почти одновременно сержанты залезли в холодную постель, накрыв себя сверху бушлатом. Ложиться в остывшую за день постель все равно, что окунаться в прорубь, единственный источник тепла – собственное тело, не может сразу прогреть сырой матрац. И засыпаешь только тогда, когда устаешь бороться с холодом.
Удивительно короткая ночь для солдата! Это единственное время суток, когда он свободен от команд, когда может помечтать о доме, о любимой, о «дембеле». Что за солдат, который не видит во сне «дембель»! «Дембель» - это сладкая мечта двух лет службы. И как всегда эта сладкая мечта превращается в кошмар после команды: «Подъем!». Самая ненавистная команда в армии и звучит она неожиданно. После этой команды палатка наполняется неимоверным скрипом кроватей, сопением и бурчанием, стуком сапог и проклятиями в адрес дневальных, которые якобы слабо топили печь, хотя всю ночь печь была красной и светилась в темноте.
Но сон проходит быстрее, когда в палатке раздается голос взводного: «Пошевеливайтесь, мать вашу…»
«Получить оружие! Выходи строиться!», - все команды звучат без перерыва, и выполнит их так быстро невозможно, но…команды подаются, кто-то уже успел получить автомат и все убыстряется с переходом на бег. Сержант - командир отделения, должен успеть снарядить себя и проконтролировать отделение.
Свежий ночной воздух и бег сделали свое дело – сон прошел, как будто его и не было. Теперь вся проблема у сержанта – собрать свое отделение в темноте. Наперебой звучат команды:
-Первое отделение строится!
-Второе отделение строится!
Нервно ходя взад-вперед взводный не дожидается доклада:
-Все на месте?
-Третье отделение все!
-Четвертое отделение все!
-Равняйсь! Смирно! Шагом марш! - лейтенант разворачивается и быстрым шагом исчезает в темноте.
Строй под тяжестью оружия и вещь-мешков молча двигается в направлении парка боевой техники, откуда доносятся звуки работающих двигателей.
В дверях парка стоит заспанный дневальный и поправляет отвисший от штык-ножа и патронов ремень
Парк боевой техники, освещенный четырьмя тусклыми лампочками по углам, начинает просыпаться. Водители заводят и прогревают машины, проверяют работу фар, и весь парк заливается светом.
Подошел строй солдат и вдоль машин задвигались огромные, закрывающие свет тени. И сразу парк наполнился голосами – каждый перед маршем выяснял свое – механики перекрикивались между собой в поисках потерянных с вечера ведер, кувалд, ключей, сержанты кричали на солдат, которые вместо того, чтобы подготовить орудие к маршу, сразу искали укромное место в тягаче в предвкушении минимум часового сна во время движения.
Но голоса умолкли, орудия подцеплены, тягачи монотонно трещат – все в ожидании команды…
В последний раз, проверив готовность орудия к маршу, сержант Чекайлов запрыгнул на тягач. Механик Гильванов, много повидавший за два года службы в Афганистане и набравшийся опыта с улыбкой смотрел на торопливые действия своего молодого командира. Не пытаясь перекричать мотор работающего тягача, что-то показывал руками на голову Чекайлову.
«Связь! Конечно же, связь, как я забыл», - подумал Сергей. Подсоединив кабель своего шлемофона к радиостанции, он сразу же окунулся в эфир, наполненный треском и голосами:
-Опора 56. Опора 56, доложите о готовности! - услышал он в наушниках.
Прижав микрофоны к горлу, и выключив тумблер, Чекайлов ответил:
-Опора 56 к маршу готова.
-Почему долго не докладываете? – лейтенант Серёгин не дожидаясь ответа, тут же скомандовал: батарея вперед марш!
Тягач старшего офицера батареи взревел и резко прыгнул вперед, отчего Серёгин закачался в люке, как шест. Четко установленным порядком тягачи трогались с места и выезжали к воротам парка. Машина сержанта Федорова в колонне была предпоследней, за ней был тягач сержанта Чекайлова. Медленно продвигаясь и рыча тягачи, подъезжали к дороге, по которой должна была первой идти колонна БТРов 2-го пехотного батальона. Разведрота как всегда ушла раньше и позже всех выйдет на марш танковый батальон.
Спустивши ноги в люк, и заняв удобное место наверху тягача, Чекайлов видел перед собой тягач Федорова и всю колонну, которая как огромная змея выползла на бетонку. Свет фар, входящих на дорогу машин освещал высокие старые сосны, росшие вдоль всей дороги до Герата. Медленно поворачивая гусеницами, его тягач вырулил на дорогу и, набирая скорость, быстро стал нагонять ушедшую немного вперед колонну.
Машина мягко шла по хорошей ровной дороге, и свет фар вырывал из темноты стволы деревьев. Изредка попадались прогалы без деревьев, и сразу вспомнились случаи наезда неопытными водителями на стволы деревьев, которые острым носом тягача срезали мощные стволы как ножом. Но никогда поваленное дерево не лежало больше двух дней – афганцы, как муравьи, растаскивали его по веточкам.
Ночь была прохладной, и Сергей быстро замерз на ветру. Небо перед рассветом было ясное, безлунное и крупные яркие звезды мерцали миллионами огней.
Опустившись на сиденье, Сергей поудобней устроился, и чтобы не уснуть, стал думать о том, как написать матери, чтобы она поверила, что он служит в секретной части в горах под Ашхабадом…
Когда подъехали к Герату, стало светать. По обе стороны дороги были различимы примитивные постройки из глины с соломой.
Сержант Федоров, сидя наверху тягача, наблюдал как быстро дома и деревья приобретают очертания, солнце еще не поднялось из-за гор, но было уже достаточно светло. Колонна пересекла мост через речку с всегда мутной глиняной водой. На обочине стоял БТР охраны из первого пехотного батальона и крутил башней пулемета.
В наушниках затрещало – командир батареи запрашивал старшего офицера:
-Опора, я Базука – прием!
-Базука, я Опора – прием!
-Опора, внимание! Сходим с трассы, подтянитесь!
Колонна разделилась на две части: батальон пошел прямо к центру города, а артиллерийская батарея свернула на грунтовую дорогу налево. И сразу поднялась такая пыль, что не стало видно ни идущих впереди, ни сзади машин. Стараясь меньше глотать пыль, Федоров больше вылез из люка.
Слева по обочине дороги стояла высокая, метра три стена из глины. В некоторых местах стена была разломана, и сквозь проломы хорошо просматривался виноградник. Справа вдоль дороги тянулись крыши низких домов, порою отступающие от дороги на полкилометра, порою подступающие к самой обочине.
Федоров сидел наверху и уворачивался от пыли, в наушниках затрещало, и голос старшего офицера батареи скомандовал:
-Внимание! Опоры! Всем занять положение по-боевому.
Эта команда относилась только для командиров орудий, которые находились наверху тягача, и им надлежало опуститься вниз и занять место у пулемета. Не любил Федоров сидеть внутри тягача, где нет свежего воздуха, нет хорошего обзора, да еще и двигатель под ухом гудит, но команду все же выполнил.
Колонна продолжала двигаться вперед. Стена слева кончилась, кончился и виноградник, взору открылись ровные черные квадраты убранных полей.
Вдруг колонна резко остановилась. Федоров вылез из люка тягача, и пока оседала пыль, осматривался по сторонам. Когда развеяло пыль, стала ясна причина остановки – впереди был небольшой деревянный мост через речку. Оглянувшись назад, Федоров увидел подъезжающую афганскую машину. Из машины выскочили солдаты в длинных серых шинелях. Двое из них подошли к тягачу и на непонятном языке, размахивая руками и перебивая друг друга, стали что-то объяснять. Из-за ящиков со снарядами не было видно дороги сзади и Федоров, отключив шлемофон от радиостанции, встал на броню. Сзади было несколько афганских машин с солдатами, но не было последнего тягача. Все, что мог Федоров понять из объяснения афганцев – что случилась беда. Нужно было что-то делать. Со всей силы сержант застучал сапогом в верхний люк тягача. Люк открылся, и показалось заспанное лицо солдата.
-Бегом в голову колонны к комбату, скажи, что отстал тягач Чекайлова.
Спрыгнув к афганцам, Федоров стал выяснять у них о тягаче. Молодой афганец с большими черными усами подошел к тягачу, и показывая на гусеницу, изобразил взрыв.
Подошел капитан Усватов:
-Что случилось, сержант?
-Говорят, вроде, тягач взорвался.
Ничего больше не выясняя, Усватов громко скомандовал:
-По машинам! - и побежал на свой тягач.
И через минуту колонна, разворачиваясь, поехала назад. Теперь вся связь была по рации. Федоров слышал, как комбат отдавал приказы Серёгину развернуть батарею слева от дороги.
Свернув с дороги и немного проехав вперед, командиры орудий получили команду:
-Батарея к бою!
Словно под управлением невидимого дирижера, тягачи одновременно развернулись и выстроились в ряд боевым порядком. Командиры орудий продублировали команду. Отделения, зная свое дело четко, без суеты, стали приводить орудия к бою, расчехлять стволы, сгружать снаряды…
Через несколько минут вдоль орудий прозвучало:
-Первое орудие готово!
-Второе орудие готово!
Федоров доложил о готовности и пошел к стоящему поодаль тягачу, подключился к рации, пытаясь узнать хоть что-то о тягаче… Связист комбата запрашивал командира полка и просил прислать вертолет для раненых. Запросив вертолет, комбат отдал приказ лейтенанту Серёгину подготовить площадку к посадке вертолета. Выбравшись из тягача, сержант Федоров тут же услышал команду Серёгина:
-Командиры орудий, ко мне!
Сержанты собрались у тягача Серёгина и слушали приказ – выложить крест из камней для приземления вертолета. И только приступив к исполнению приказа и оглянувшись по сторонам, заметили, что батарея встала почти посередине кладбища – вокруг были наложены каменные кучи с торчащими в них сухими ветками, увешанными цветными ленточками. Недолго думая, все принялись носить камни и выкладывать в сторонке крест…
Машину наклонило вперед, и сержант Чекайлов больно ударился головой о ручку пулемета. «Кажется, немного задремал», - подумал он и наклонился ближе к триплексам. «Ну и пылища! Ничего не видно. Как механик дорогу видит?». Сергей повернул к механику голову и несколько секунд рассматривал напряженное лицо, покрытое густым слоем пыли. Сергей поднялся и выглянул в люк. Идущие впереди тягачи не было видно и трудно было определить дистанцию. Справа от дороги тянулись низкие глиняные без окон постройки. Слева и впереди стояла стеной пыль. Опустившись на сиденье, Чекайлов обернулся назад, где в темноте десантного отделения спали вповалку трое солдат его отделения. Стало совсем светло, и сержант стал разглядывать в прицел пулемета проплывающие мимо дома, дувалы, деревья.
Вдруг страшной силы удар тряхнул тягач, и в то же мгновенье кабина осветилась ярким пламенем, вырвавшимся из-под ног Чекайлова. В тесноте кабины сержанта перевернуло и, не успев сообразить, что происходит, он потерял сознание…
Двигаясь последним в колонне, механик вел тягач немного правее по обочине дороги, спасаясь от пыли, наехал на мину. Потеряв управления, тягач резко пошел вправо и на скорости врезался в стоящее на обочине дерево. Колонна, не заметив подрыва, продолжала двигаться вперед.
Пыль от взрыва медленно оседала и ложилась ровным слоем на броню застывшей машины. Минуту тишину раннего утра ничто не нарушало, слышен был лишь шум удаляющееся колонны.
Рядовой Тангиров, спавший в салоне тягача, проснулся от резкого удара. Салон был наполнен пылью и дымом, а тягач неподвижно стоял, наклонившись вперед и вправо. Тангиров ничего, не понимая, открыл верхний люк и выглянул на улицу. Взяв лежавший рядом автомат, он вылез на броню, и вдруг ногу прожгла резкая боль. Тангиров, пригнувшись, спрыгнул с тягача и лег вдоль гусениц. Следом по броне ударили пули. Он посмотрел на ногу, пуля прошла навылет ниже колена, не задев кость. Тангиров прополз до края гусениц и выглянул на дорогу.
Из пролома в стене с опаской выглядывали две головы в белых чалмах. Не прицеливаясь, Тангиров выстрелил. Головы мгновенно исчезли и через секунду глухо ударили выстрелы, выбивая рядом с Тангировым фонтанчики пыли. Тангиров приподнялся, закрываясь броней, и часто застучал по броне прикладом:
-Махоткин, прикрой!
Тягач безмолвно стоял, уткнувшись острым носом в толстый ствол сосны.
Сержант Чекайлов очнулся, тяжело открыл глаза. Тупая, охватывающая все тело боль туманила голову. В свете люка перед собой он увидел обутые в сапоги окровавленные ноги. Правая нога была неестественно длинной и странно изогнутой в бок. Не понимая до конца, что это его ноги, он пытался пошевелить ногами, надеясь, что они целы и находятся там, где им положено находиться. Резкая боль окончательно привела его в чувство. Медленно поворачивая головой, он оглядывал знакомую до подробностей кабину и не узнавал ее. Там, где было его сиденье, где он только что сидел, была дыра с рваными острыми краями. Сквозь нее он увидел пыльную дорогу, искореженный каток, оборванную гусеницу тягача. Взгляд скользнул вверх на разбитую рацию, на запачканную кровью ручку пулемета. Сквозь искрящую на солнце пыль, Чекайлов увидел покрытые густой пылью руки механика Гильванова, крепко вцепившегося в рычаги. Гильванов сидел ровно, спокойно, бледное махровое от пыли лицо, сбившийся на затылок шлемофон, закрытые глаза и серая густая масса медленно стекала по щеке из дыры правее и выше уха. Чекайлов расширенными от ужаса глазами неотрывно смотрел на механика. Глухие удары по броне и крик Тангирова вывели его из оцепенения. По броне застучали пули. В салоне тягача никто не отзывался.
-Махоткин - прохрипел Чекайлов, и волна боли прошла по всему телу.
-Махоткин – спокойно и более внятно проговорил сержант – почему не отвечаете?
Из дальнего угла салона донесся тихий голос:
-Я здесь.
-Ведите огонь, никого не подпускайте к машине.
В салоне послышалась возня, стук железа - в открытый люк ударила пуля и со свистом срикошетила в салон. На улице были слышны глухие одиночные выстрелы винтовок и отвечающий им мелкой звонкой дробью автомат. Чекайлов понял все: наехали на мину, механик убит, колонна ушла вперед и вдобавок ко всему попали в засаду.
Руки машинально потянулись к пулемету, но застыли от сковывавшей все тело боли. Невольно вырвался стон и он понял, что не может двигаться.
Тангиров услышал голос сержанта и, пригибаясь, пробежал к носу тягача. Заглянув внутрь через дыру, спросил:
-Сержант, живой?
-Я не могу двигаться, у меня что-то с ногами. Гильванов, кажется, убит. Вас трое – никто не должен подойти к машине. Почему отделение не ведет огонь? Они живы?
-Да, живы, живы, мать иху. Я не могу залезть в тягач. Нужно прикрыть, у меня мало патронов. Долго не продержусь, душманы могут обойти.
Несколько минут стоявшая тишина взбодрила людей за стеной. Не получая отпора и осмелев, они что-то громко кричали на непонятном Тангирову, узбеку по национальности, языке.
Тангиров вернулся на свою позицию и осторожно выглянул из-за тягача – в проломе стены держа на перевес винтовки, обклеенные яркими наклейками, стояли двое мужчин. Тангиров, не торопясь, прицелился и нажал на курок. Длинная очередь оттолкнула одного душмана, белая чалма, слетев с головы, упала на дорогу, подняв светлую мучную пыль. Голоса за стеной сменились частыми одиночными выстрелами, пули врезались в песок перед самым лицом Тангирова. «Отсюда вам не пройти», - шепотом сказал Тангиров и подумал: « Если дальше в стене есть проход, то дело дрянь - обойдут».
И вдруг почти одновременно с обеих сторон он услышал шум. Из-за поворота, лязгая железом гусениц, выезжал танк. Наверху за пулеметом, свесив ноги в люк, сидел офицер. Ствол крупнокалиберного пулемета резко повернулся в направлении стены, и почти в упор, кроша ее, застучал. Проработав несколько секунд, пулемет замолчал. Пыльное облако медленно рассеялось, обнажая увеличившийся пролом. Офицер, вытащив из люка короткий складной автомат, спрыгнув с танка, и подошел к тягачу. Тангиров медленно поднялся, отряхивая с себя пыль.
-Что случилось?
-Мина - коротко ответил Тангиров.
-Раненые есть?
-Да, командир, там, в тягаче.
Офицер повернулся к танку и громко крикнул:
-Петров!
Из люка выглянула голова:
-Я, товарищ майор.
-Срочно зови «таблетку», есть раненые.
С другой стороны дороги шум нарастал. Оглянувшись, Тангиров увидел тягач и сидящего наверху командира батареи Усватова. Тягач клюнул носом и остановился. Комбат спрыгнул и сходу спросил:
-Раненые есть?
-Чекайлов тяжело ранен. Гильванов, кажется, убит.
И вспомнил про свою ногу:
-У меня тоже - нога.
Усватов запрыгнул на тягач и заглянул в люк. Первым увидел механика, он продолжал неподвижно сидеть, слегка закинув голову.
Из глубины машины раздался стон, и капитан увидел изуродованное тело сержанта.
-Как тебя тряхануло. Потерпи, сейчас мы тебя вытащим.
Усватов выпрямился:
-Соколов! - громко позвал он - ко мне!
Подъехал медицинский тягач – «таблетка» с большим красным крестом в белом круге на броне. Из люков выпрыгнули санинструкторы. Вытаскивая носилки и медицинскую сумку, они бегом направились к тягачу.
Четко зная свое дело, санинструкторы принялись за работу, в тесноте салона перевязывали стонавшего сержанта, вытащили и уложили на носилки механика, перевязали Тангирова. Усватов оглядел тягач и подошел к санинструктору, склонившемуся над механиком.
-Жив?
-Жив, но… в голове осколок трака, нужно быстро в госпиталь. У сержанта большая потеря крови, нужно торопиться.
-Быстро всех в тягач и за мной. Сейчас будет вертолет – сказал Усватов и легко запрыгнул на тягач.
Сержант Федоров вместе со всеми носил камни с могильных холмов, и выкладывал крест для вертолета.
Сердце билось в бешеном темпе, мысли наскакивали одна на другую. «Нет, с Сергеем ничего не должно случиться. Ведь по связи говорили, что командир легко ранен. Сейчас они приедут, и у Сергея будет много эмоций, он на перебой начнет рассказывать о том, что случилось».
Крест был выложен. Орудия готовы к бою. Одно слово командира и грозные залпы орудий разнесут в пыль все, что попадет на их пути.
На дороге, поднимая пыль, показались тягачи. И почти одновременно в небе послышался треск от приближающего вертолета. Федоров, оставив орудие, побежал навстречу подъехавшим тягачам.
Усватов спрыгнув с тягача, направился к лейтенанту Серёгину:
-Готовьте орудия к бою. Будем работать – и, склонившись над картой, стал наносить цели.
Медицинский тягач мягко остановился. Задние двери открылись и оттуда выскочил санинструктор. Подошедшие солдаты стали осторожно вытаскивать носилки. Федоров искал глазами Сергея. На первых носилках лежал Гильванов. Федоров не сразу узнал его, лицо вытянулось и было белым, как бинт, которым была перевязана голова.
На вторых носилках был Чекайлов. Федоров узнал его, но от того, что он увидел, кровь ударила ему в голову, опьянив и сбив речь.
На носилках, накрытый по пояс белой с красными кровяными пятнами простыней, лежал его друг. Руки в судорогах от боли, были согнуты в локтях, и пальцы напряжены. На нижней губе чернела запекшаяся кровью глубокая рана. Рукав на бушлате был оторван. А под простыней рядом с телом лежала нога, обутая в сапог. Другая нога была забинтована, сквозь бинт сочилась кровь. Федоров дрожавшей рукой взял носилки у головы и, поднимая их, вытащил у тягача. Не отрывая глаз от лица друга, Федоров понес носилки в сторону приземлившегося вертолета.
Чекайлов открыл глаза и, узнав лицо друга, произнес:
-Санек…
Федоров, как пьяный, бормотал:
-Все будет хорошо, Серега, сейчас в госпиталь…Все будет хорошо…
Вертолет со свистом резал воздух, поднимая пыль, сухую траву и мелкие камни, которые секли лицо.
Двери вертолета захлопнулись и взревев турбинами, он мягко оторвался от земли. Набирая высоту, вертолет взял курс на юг в дивизионный госпиталь.
Солдаты медленно расходились к своим орудиям. Сержант Федоров сел на ящик со снарядами, широко раскрытыми глазами он смотрел вникуда, совершенно не воспринимая окружающий мир. И почему-то он вспомнил слова Сергея, сказанные им еще в учебке полгода назад: «В Афган, так в Афган, но если что случится, так лучше сразу насмерть, калекой я не хочу».
«Нет! Нет! Врачи все сделают, и он будет жить. Все будет хорошо» - отгонял страшные мысли Федоров. «Через неделю Сергей напишет, что все нормально».
Федоров очнулся от толчка в плечо:
-Оглох что ли? Комбат командиров орудий зовет - сказал стоявший рядом казах Тюленбергенов. Сержант оглянулся и увидел стоящих в стороне офицеров и сержантов. Не заставляя себя ждать, и окончательно приходя в себя, Федоров быстрыми шагами направился к командиру. Строй стоял молча, и комбат перебил начавшего выражать недовольство лейтенанта Серёгина:
-Встаньте в строй, сержант - обратился он к подошедшему Федорову.
-Все, что случилось, обсудим потом, а сейчас, - комбат явно нервничал - доложить о готовности орудий.
Редко, когда командир батареи находился на огневой позиции, его задача управлять и корректировать огонь по рации, находясь далеко от орудий. Сейчас четко зная, что нужно делать, он взял управление огнем на себя, устранив лишнее, в данный момент звено – старшего офицера батареи, которому ничего не оставалось делать, как наблюдать за действиями командира, и в случае необходимости, быть готовым принять командование на себя. Сержанты быстро по порядку доложили о готовности орудий. Комбат склонился над маленьким столиком, на котором лежала карта и не поднимая головы, отдавал четкие команды сержантам:
-Первое орудие, прицел 130, доворот… - он поднял голову и посмотрел на сержанта, который быстро записывал команды в планшет.
-Башню слева видишь?
-Так точно!
-Наводи на нее. Заряд осколочный. К бою!
Сержант, громко дублируя последнюю команду, побежал к орудию.
-Второе орудие…Осипов!- окрикнул комбат сержанта, наблюдавшего за торопливыми приготовлениями солдат у первого орудия.
-Я слушаю - спокойно ответил сержант.
-Прицел 130, записывай. Наводи на деревья правее башни. Заряд осколочный. К бою!
Осипов набегу командовал расчетом и в считанные секунды от второго орудия прозвучал его тонкий голос:
-Второе орудие готово!
-Третье орудие – продолжал комбат и автоматически произнес – основное.
Сняв координаты с карты, Усватов поднял голову и вместо команд произнес:
-Лейтенант Серёгин, почему основное орудие стоит с краю?
-Товарищ старший лейтенант, не развернешься на этом кладбище, тесно – как бы извиняясь, начал Серёгин.
- К черту, сейчас не важно, - осекая себя, проговорил Усватов.
Все сержанты получили приказ, и последнее орудие готовилось к стрельбе. Комбат нервно ходил вдоль позиции, дожидаясь готовности последнего крайнего справа орудия, которое оказалось орудием сержанта Федорова. Прозвучала последняя готовность.
-Батарея! Беглым огонь!
Последнее слово комбата уже никто не слышал, оно растворилось в громе, который пронесся по позиции от орудийного залпа. Орудия дрогнули, глубже врезались в каменистый грунт станинами.
Сквозь пыль и дым, которые все больше закрывали орудия от Усватова, он видел работу всех пяти орудий, автоматически замечая и фиксируя ошибки, и что его особенно радовало – четкую работу расчетов, каждый знал свое дело. Последние несколько рейдов положительно сказались на боеготовности батареи, молодые солдаты набрались опыта.
-Хорошо! Молодцы! Давай! – комбат беззвучно открывал рот, его никто не слышал.
Выстрелы орудий сбились во времени и превратились в сплошной гул, земля под ногами дрожала мелкой дробью, с могильных холмов скатывались камни и, потеряв опору, падали увитые цветными тряпочками шесты.
Ветер сносил пыль от орудий и Усватов видел, что огромное облако пыли и дыма поднимается там, где ложились снаряды, там, где он был полчаса назад, там, где его батарея понесла первые свои потери, там был сейчас ад. Он разнес огонь батареи так, что никто не уйдет, охватив огненным смерчем большую площадь, и одновременно не уменьшил плотность огня. Беглый огонь, он продолжается недолго, и это хорошее испытание и людям и технике. Комбат прекрасно понимал это. Он вспомнил, как от беглого огня в прошедшем рейде на одном из орудий обгорела краска на стволе, стволы не успевали остывать и их не спасала даже огнеупорная грунтовка. Ему, комбату, нужна была хорошая техника и чем раньше она покажет свои недостатки, тем быстрее он заменит ее на новую.
-Товарищ старший лейтенант, снаряды заканчиваются. С тягачей сгружать? – подбежал к нему лейтенант Серёгин.
-Да, сгружайте все.
Беглый огонь для командиров орудий - это большая нагрузка, чтоб выдержать темп огня, командир должен следить за правильностью наводки, за заряжающими, которые друг за другом бегают от орудий к ящикам со снарядами и одновременно должен помогать заряжать орудие.
Расчет Федорова был весь одного призыва – молодые.
Смышленый, юркий, схватывающий все на лету наводчик Ражабов был хорошим помощником командиру. Федоров мог быть спокоен, наводчик не ошибется.
Подгоняя досыльником, круглой палкой, похожей на черенок лопаты, заряжающих Федоров помогал им заряжать орудие.
Заканчивались снаряды и некоторые командиры орудий сквозь грохот стрельбы уже докладывали комбату:
-Второе орудие стрельбу закончило!
Вдруг комбат Усватов сквозь пыль увидел прямо перед стволами орудий приближающийся БТР.
-Что за ненормальный? Куда он едет?
Набрав полные легкие воздуха, он крикнул:
-Прекратить огонь!
Перед стволами орудий из пыли появился БТР с характерными линиями антенн, натяну-
тыми вдоль бортов. Усватов сразу узнал машину командира полка . На верху расскачиваясь в такт движению сидел подполковник Коптяев – опытный боевой офицер. Машина остановилась перед крайним справа орудием. Командир полка поправил на плече автомат, крепче прижал ремень к плечу и спрыгнул на землю. Навстречу ему строевым шагом приближался командир батарее Усватов.
- Товарищ подполковник первая артиллерийская батарея ведёт огонь….начал он свой доклад. Но командир полка резко оборвал его:
- Ты куда стреляешь? Ты знаешь, что там находится больница ? Там женщины и дети.
- Мне по..уй там погибли мои ребята – твёрдым голосом ответил ему Усватов.
Командир полка не ожидая такой реакции на секунду опешил, но через секунду разразился громовым голосом :
- Я покажу тебе по..уй ! Пойдёшь под трибунал ! Немедленно прекратить огонь!..
Невольным слушателем этого диалога был сержант Фёдоров – его орудие оказалось крайним справа и прямо перед стволом его орудия остановился командирский БТР.
Фёдоров понимал, что комбат Усватов попал в серьёзную ситуацию.
Лицо командира полка покраснело и на шее вздулись вены.
И вдруг неожиданно, оборвав его гневную тираду, раздался голос сержанта Фёдорова:
- Товарищ полковник разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?
Вытаращив от неожиданности глаза командир полка закрыл рот недосказав что-то ещё и уставился на сержанта .
- Что у Вас сержант? -начал было он, но вспомнив субординацию уже спокойным голосом произнёс:
- Обращайтесь.
Фёдоров повернулся к Усватову и доложил:
- Товарищ старший лейтенант орудие заряжено, что делать?
Так получилось, что во время ведения огня снаряд был дослан в ствол и клин затвор взведён для выстрела, но неожиданно появившийся БТР командира полка не позволил произвести выстрел. Это был последний снаряд, который оставался у расчёта сержанта Фёдорова. Разрядить заряженное орудие можно только произведя выстрел.
Нужно было принимать решение и Усватов взглянул на командира полка, но ничего не успел произнести. Коптяев слышал всё, что докладывал сержант.
- Развернуть орудие на 180 градусов и разредить ! - приказал командир полка, резко развернулся и запрыгнул на БТР. Было видно, что он отдал какие-то распоряжения в открытый люк, но голоса слышно не было – машина взревела, выпустив клуб черного дыма и набирая скорость направилась к дороге.
Усватов несколько секунд молча стоял и смотрел прямо перед собой. Затем сбросив оцепенение посмотрел на сержанта Фёдорова . Тот смотрел на своего командира и ждал распоряжений. Их глаза встретились. Усватов мысленно поблагодарил сержанта за то, что тот разрядил обстановку. Он понимал, что ещё предстоит тяжёлый разговор с командиром полка, и не известно чем всё это может закончится. Но сейчас в горячке боевой операции перед своими подчинёнными он сохранил своё лицо.
- Разверните орудие – спокойно произнёс Усватов.
Фёдоров приказал наводчику развернуть орудие в противоположную сторону и посмотрел на Усватова ожидая команды.
- Огонь!
- Орудие!
- Выстрел!
Последнее слово утонуло в грохоте выстрела. Орудие вздрогнуло, подняло пыль и замерло. В наступившей тишине было слышно как о камни со звоном ударилась выброшенная гильза.
- Третье орудие стрельбу закончило! – доложил сержант Фёдоров.
Усватов молча прошёл вдоль ряда орудий. Солдаты стояли у своих орудий и провожали его взглядами. Подойдя к старшему офицеру батарее Усватов тихим голосом произнёс:
- Отбой!
- Батарея отбой! – громко скомандовал офицер.
И в ту же секунду зазвучали голоса командиров орудий:
- Первое орудие отбой!
- Второе орудие отбой!...
Всё закипело в движении – каждый до автоматизма отработал на учениях свои действия и теперь выполнял строго распределённые действия. За несколько минут орудия были собраны, зачехлены и подцеплены к тягачам. Личный состав расчётов выполнив работу попрятался в салоны тягачей – во время движения они могли спокойно отдохнуть под защитой крепкой брони.
Старший лейтенант Усватов сидел на броне своего командирского тягача наблюдал за слаженными действиями солдат и думал о том, что не зря он потратил много энергии и времени, чтобы из своей батарее сделать боеспособное подразделение. Он видел кто из командиров орудий лучше справляется со своими обязанностями, понимал, что через полгода уйдут на дембель два из них. На смену к ним придут неопытные сержанты из учебки и снова до бесконечности нужно будет учить их солдатскому ремеслу.
В голову вновь ударила кровь – он вспомнил, что сегодня он потерял опытного механика-водителя Талгата Гильванова , а ведь у него через три месяца «дембель». Ещё существеннее потеря командира орудия Сергея Чекайлова – не кем заменить его сейчас.
Но Усватов не знал тогда , что замены не понадобится – первая артиллерийская батарея потеряла в том бою не только личный состав, но и боевую технику. И следующие два года выходила в рейды без одного орудия, что не мешало батарее отлично выполнять свои задачи.
Так наша первая артиллерийская батарея под командованием старшего лейтенанта Усватова отомстила за гибель своих друзей. За период с декабря 1981 года по май 1983 года (а именно в этот период мне довелось служить в первой батарее) наша батарея участвовала в 46 боевых рейдах. Решались разные задачи. Было много тяжёлой и опасной работы, но больше никого за это время батарея не потеряла.
За это бой Талгат Гильванов награждён орденом «Красной Звезды» (посмертно).
Сергей Чекайлов награждён орденом «Красной Звезды» (умер через год в госпитале).
Мухитдин Тангиров награждён орденом «Красная Звезда».
У командира батарее Усватова были серьёзные проблемы , но всё обошлось и он командовал первой артиллерийской батареей до весны 1983 года.
Все описанные выше события происходили со мной и моими друзьями 21 декабря 1981 г.
Фамилии не вымышленные.
Сержант Фёдоров А.П.